Сэр Кен Робинсон, член RSA, эксперт в области образования, популяризатор идеи об изменении образовательной парадигмы, считает, что корни этой проблемы стоит искать в прошлом — в середине XVIII века, когда зародилась сама идея об общем образовании.

Если посмотреть на типичное школьное расписание, то в его основе мы увидим дисциплины, полезные с экономической точки зрения — математика, естественные науки. То есть все то, что, согласно общепринятому мнению, может пригодиться в жизни. Все остальные дисциплины, относящиеся к творчеству, изучаются факультативно или не изучаются вовсе, поскольку, с экономической точки зрения, они совершенно бесполезны. Но почему во главу угла до сих пор ставится экономика, хотя никто толком не знает, какой будет экономическая ситуация даже к концу нынешней недели?

Нынешняя модель образования зародилась в период расцвета промышленной революции. Поэтому школы создавались по типу фабрик: звонок — занятие начинается, звонок — урок окончен, не имеют значения особенности детей, они сортируются по «дате производства». Стандартизация — вот что лежало в основе подобной системы образования, которая сохранилась в том же виде и по сей день.

Только сейчас возникает понимание того, что индустриальный подход к образованию несколько устарел. Что идти в будущее, основываясь на опыте XIX века, — по меньшей мере непрактично. И одним из тревожных симптомов является расстройство под названием синдром дефицита внимания. Дети растут в перенасыщенной информацией среде, в эпоху телевидения, интернета, айфонов. И что хотят от них взрослые? Втиснуть в рамки традиционного образования и направить их внимание на те вещи, которые кажутся им скучными.

Вспомним пятидесятые годы, когда детям было принято удалять гланды. Это делалось с той же легкостью, с какой сейчас школьникам прописывают серьезные лекарства, которые подавляют чувства и эмоции, погружают в сон, чтобы направить фокус внимания на «полезные вещи». И это вместо того, чтобы разбудить их, чтобы они посмотрели на себя и поняли, кто они есть на самом деле и чего им хочется.

В своей книге The Element: How Finding Your Passion Changes Everything Кен Робинсон описывает истории людей, которые добились успеха, благодаря страсти и энтузиазму: от Пола Маккартни и Мэтта Гренинга до Арианны Хаффингтон и Ричарда Фейнманна. 

СДВ является если не мифом, то, по крайней мере, сильно раздутой историей. Поскольку пытаясь следовать устаревшей методике образования, где главенствует практичный разум, общество забывает о другом методе восприятия мира — о чувственном, когда человек ощущает себя здесь и сейчас, когда его чувства работают на пределе возможностей и он испытывает подлинный интерес от изучаемых предметов, от погружения в настоящее, от самой жизни. Мы должны обучать креативности так же, как обучаем грамотности.

Некоторое время назад, появился замечательный труд о дивергентном мышлении. Некоторые путают его с креативностью, но это не одно и то же. Дивергентное мышление — это бесспорная составляющая креативного мышления. Но его суть заключается в возможности увидеть огромное количество решений одной задачи. В большом числе интерпретаций одного вопроса.

Если задать людям вопрос о том, как можно применить канцелярскую скрепку, большинство дадут 15-20 вариантов. Лишь немногие дойдут до 200, задавая уточняющие вопросы вроде того, может ли скрепка достигать высоты 200 футов и быть резиновой?Чем больше вопросов — тем выше уровень дивергентного мышления.

Что лежит в основе такого мышления? Воображение. Представление о том, чего нет, но что могло бы быть. Именно воображение существенно отличает нас от прочих живых созданий. Многие живые существа поют — но они не создают прекрасных опер. Другие создания бегают — но они не организовывают Олимпийские игры.

Среди детей разного возраста были проведены тесты, которые показали, что чем старше ребенок, тем ниже становится уровень его дивергентности. С 98 процентов у дошкольников он падает до 10 процентов у подростков, и далее продолжает понижаться. У людей старше 25 лет он составляет уже около 2%. Получается, что бесценный дар, данный нам от природы, с годами растрачивается. Зато у нас в арсенале имеется опыт сдачи экзаменов, заполнения тестов, набор классических знаний — то, что называется образованием.

Я люблю рассказывать одну историю — про девочку на уроке рисования. Учитель подошел к ней и спросил: «Что ты рисуешь?». Она ответила: «Я рисую Бога». «Но никто не знает, как выглядит Бог», — возразил педагог и услышал ответ: «Через 10 минут узнают».

Изначально дети не боятся сделать ошибку. Я, конечно, не хочу сказать, что постоянно ошибаться — это то же самое, что быть креативным человеком, нет. Но я уверен в том, что если люди не будут готовы к тому, что ошибаться можно и нужно, они никогда не создадут ничего нового и оригинального. Взрослея, дети теряют свою бесценную дивергентность, потому что учителя внушают им страх ошибки.

Педагоги, как правило, говорят, что есть единственно верный ответ на вопрос. И запрещается подглядывать у соседа — потому что это обман. Хотя во взрослом мире это зовется коллаборацией. Нас приучают думать в одиночку, тогда как великие открытия совершаются в кооперации с другими увлеченными людьми. И подобное сотрудничество приводит к росту, к прогрессу.

Другая проблема образования заключается в том, что вследствие стандартизации перестали учитываться индивидуальные склонности детей к разным предметам, особенности развития, культурный бэкграунд.

Сейчас следует не только отойти от индустриального подхода в образовании, но и перестать воспринимать человеческие сообщества как механизмы, от которых требуется только слаженная работа. Сообщество людей гораздо больше похоже на организм, полный жизненной энергии. Остается только сделать выбор: продолжать ли подавлять эту энергию с помощью лекарств — или дать ей выход.

Пикассо считал, что все дети рождаются художниками — проблема только в том, чтобы остаться художником к тому моменту, как ты станешь взрослым. Я верю в то, что наша единственная надежда на будущее — это принять новую концепцию экологии человека.

Йонас Салк однажды сказал: «Если все насекомые исчезнут с лица Земли, через 50 лет жизнь прекратится. Если все люди исчезнут, через 50 лет все формы жизни на Земле будут процветать». Он прав: и единственный выход — ценить разнообразие наших творческих способностей...